Цитата Julia-Grin (
)
Там в основном они говорят о Карле, о стиле его работы. По-моему он даже снился Кристен после смерти или связанный с ним сон был. Говорят о немецком и американском менталитете.Об актерском мастерстве говорят еще.
Хорошо вышло. Ларс любопытный человек, довольно открыто о себе говорит. Интересно как у него, больше театрального актёра, и киноактрисы Кристен разнятся предпочтения и взгляды на актёрскую игру. Хотя и точек соприкосновения они нашли немало. Продуктивно поговорили, короче.
Цитата Julia-Grin (
)
Я сейчас прочитала на английском в переводе на л-чате
Он вроде неплохой, я его на русский перевёл.Добавлено (02.06.2019, 13:38)
---------------------------------------------
Карьера Кристен Стюарт начала свой взлёт после роли бескровной нежити в саге о вампирах «Сумерки», Ларс Айдингер также пережил бесчисленные сценические смерти и серии жизней. В драме о мимолетности «Зильс-Мария» они впервые вместе оказались перед камерой. Затем следует загадочная драма «Персональный покупатель» - также режиссер Оливье Ассаяс - в которой Айдингер играет как раз немецкого редактора VOGUE.
Оба чувствуют себя связанными не только их общим опытом съёмок, но также и их страстью к Шанель и вселенной Карла Лагерфельда. В нью-йоркской 16 Beaver Studio они обсуждали силу момента, переоцененную импровизацию, секс с призраками, 320 отцеубийств и волшебные моменты моды.
Ларс Айдингер: Честно говоря, для меня все еще странно встречать людей, которых я знаю по фильмам. Когда я впервые встретил тебя, я уже видел «На дороге» и «Сумерки», но когда ты действительно стояла передо мной лично, это было странно. Это было похоже на встречу с Микки Маусом.
Кристен Стюарт: Я до сих пор помню, что нас только мельком представили в гримерной в «Зильс-Марии». После съемок мы больше говорили о том, что произошло в фильме, чем до них.
ЛА: В первой сцене я просто стоял у барной стойки, и ты говорила свой текст так тихо, что я был совершенно ошеломлён тем, как легко ты играешь. Оливье действительно одобрил именно этот дубль. И когда мы снимали Персонального покупателя, я подумал про себя, что собираюсь использовать то, что я узнал от Кристен, и немного поумерить свой голос. Я сидел там и говорил с тобой очень тихо, настолько тихо, что ты спросила: «Что?
КС: Я была полностью сбита с толку. Я думаю, что этот дубль также оказался в фильме.
ЛА: Это продемонстрировало, насколько ты была погружена в данный момент... Ты не пыталась подшутить надо мной или заставить почуствовать меня неуверенным в себе, ты просто не услышала меня.
КС: Большинству актеров приходится тяжело с подобными импульсами. Вы должны позволить себе не иметь контроля над ситуацией и быть уязвимыми по отношению к другим. Не хочу быть слишком очевидной, но я предпочитаю постигать вещи через процесс, испытать это непосредственно.
ЛА: Это то, что в тебе меня восхищает. Потому что это сильно отличается от моего подхода или, по крайней мере, от того, как я его учился этому.
КС: Забавно, когда я работаю с тобой, я всегда чувствую, что у нас одинаковый подход. Каждый дубль был совершенно другим. Я понятия не имела, что случится дальше.
ЛА: Приятно слышать. В театре меня учили воспроизводить одно и то же снова и снова.
КС: Я не знаю, смогла ли я бы это сделать. Худшее, что может сделать режиссер, - это выделить то, что хорошо сработало, тогда я сразу же в этом облажаюсь. Перфекционизм часто может встать у вас на пути.
ЛА: Весь ритм сцены, язык - все зависит от вашего сознания в этот самый момент. Это идеал актерского мастерства для меня, я стараюсь быть там - в этом самом моменте, в настоящем.
КС: К сожалению, некоторые персонажи требуют так много внимания к необычным деталям, что вы не можете полностью погрузиться в них в один момент, ну только если вы не абсолютный гений. Если персонаж близок вам, оставаться в нем довольно легко. Даже если я должна заниматься сексом с призраками или убийцами, я могу там присутствовать. Но я думаю, что вы часто играете невероятно сложных персонажей, где это не так-то просто.
ЛА: В театральном училище нам всегда говорили, что есть актеры, которые имеют присутствие, а есть и другие, у которых его нет, как будто это такой талант, данный от рождения.
КС: Забавно, я никогда не думала о том, что термины «присутствовать» и «иметь присутствие», конечно же, связаны. Тот, кто присутствует, имеет присутствие.
ЛА: Я долго думал, что это то, на что ты не можешь повлиять. Что-то мистическое. Вот почему я так люблю театр, потому что он такой прямолинейный и всё происходит в непосредственно в данный момент.
КС: Не хочу сейчас делать из актёрской игры что-то супер эзотерическое, но так обстоит дело и в отношениях. Если вы позволяете своим страхам, своим механизмам контроля и своей неспособности присутствовать, определять свою жизнь, тогда вы блокируете важный процесс, а именно проживание, прочувствование опыта. Мешая ему жить, вы убиваете это переживание.
ЛА: Я восхищаюсь вашей очевидной независимостью от мнений и суждений других людей.
КС: Я не думаю, что я когда-либо руководствовалась необходимостью быть в центре внимания. Но в то же время я всегда оказываюсь в ситуациях, которые вызывают много критики, а затем приводят к всевозможным процессам оценки своих действий, основанных на чепуховом мнении каких-то идиотов.
ЛА: Но ты не против, если о тебе пишут плохие вещи в Интернете? Ты - безумно огромная цель для этого, из-за твоей известности.
КС: Я думаю, что единственный способ ограничить ущерб - это оптимизировать его. То есть пережить худшее из этого. Я занимаюсь этим уже несколько лет, и есть взлеты и падения, некоторые из которых перевешивают друг друга.
ЛА: Мне все еще сложно. Я не могу сказать, что я могу полностью освободиться от мнений других людей. Это также невозможно сделать, будучи артистом. В конце концов, вы безоговорочно зависите от других людей. Но, с другой стороны, я не должен быть слишком чувствительным и немедленно разваливаться каждый раз, когда меня критикуют.
КС: Не пойми меня неправильно: я тоже хочу, чтоб люди меня любили!
ЛА: В любом случае, легче играть кого-то, кем ты не являешься. Например, я думаю, что мне легче воплощать роли плохих парней, потому что по жизни я довольно дружелюбен и добр. В театральной же школе мне говорили: «Ларс, ты выглядишь слишком мило, ты не можешь играть злодеев». А меня интересовали именно они. Когда меня спросили: «Фауст» или «Мефистофель»? - Конечно "Мефистофель"! Джеймс Бонд или злодей? - Всегда злодей. Гораздо проще сыграть кого-то другого. Для меня было бы очень трудно сыграть самого себя, потому что я не знаю себя достаточно хорошо.
КС: Для этого тебе придётся постараться и отказаться от самоконтроля. Было бы довольно глупо, если бы это основывалось на импровизации.
ЛА: Всегда говорят, что импровизация делает диалог намного более аутентичным. Я думаю, что это ошибочное мнение. Я скорее думаю, что импровизация - это просто еще одна форма исполнения. Особенно с диалогом. Он просто идёт и идёт. В реальной жизни люди иногда ничего не говорят и предпочитают промолчать. А тут постоянно выдумывается какой-то поток текста.
КС: Это точно, люди часто лепят полную чушь, когда импровизируют, потому что они думают, что должны заполнить тишину.
ЛА: Когда я начинал, я думал, что должен превратить свою личную жизнь в искусство. Теперь же, я думаю, что это работает наоборот. Опыт, который я получил как актер, повлиял на мою личность, сделал ее более сложной. То, что я испытываю, переживаю во время выступления, намного глубже, сложнее и часто более правдиво, чем моя повседневная жизнь. Я бы даже сказал, что чем больше я отделяюсь от самого себя во время выступления, тем больше я могу быть самим собой.
КС: Ты когда-нибудь сознательно подходил к определенным моментам как актер и испытывал своего рода очищение? Я часто испытываю настоящий катарсис, и тот факт, что это игра, ничего не отнимает от этого переживания. Это становится настоящим жизненным опытом. Вы стоите и думаете: "Вау, я действительно ощущаю это прямо сейчас!"
ЛА: Да, иногда это почти как психотерапия. Например, я играл Гамлета 320 раз. Это значит, что я 320 раз узнал, что мой дядя убил моего отца. 320 раз дух моего отца убеждал меня отомстить за него. 320 раз я терял себя под маской безумия. 320 раза я убивал своего дядю. Моя девушка Офелия сходит с ума, потому что я отношусь к ней как к мусору и обвиняю ее в том, что сделала моя мама. Если вы исполните это 320 раз как ритуал...
КС: ...тогда это становится медитацией. Вы впитываете это.
ЛА: У тебя есть опыт, который ты никогда бы не смог получить в реальной жизни. Это невозможно. Реальность и вымысел образуют странную связь. Фассбиндер однажды сказал, что жизнь - большая ложь, чем кино. Например, мне в театре нравится, что вы отпускаете себя, а в фильме вы пытаетесь что-то запечатлеть. Движение означает жизнь, а застой - смерть. Вот почему в фотографии всегда есть что-то болезненное. Потому что вы смотрите на что-то, что уже прошло, что-то неподвижное. В последнее время я много путешествовал, и в аэропортах по всему миру вижу рекламные плакаты с тобой. Я восхищаюсь тобой за то, как ты выдерживаешь это давление.
КС: Для меня то, что произошло перед камерой, никогда не отражено в конечном продукте. Будь то фото или фильм, оно начало свою жизнь, и это уже не имеет ко мне никакого отношения. Люди делают свое дело с фильмом, и ты мало влияешь на то, как тебя видит кто-то другой, поэтому ты не можешь быть таким чувствительным.
ЛА: Разве это не оказывает на тебя давления? Что это всё остается?
КС: Конечно, вы ошеломлены и думаете, вау, как это сюрреалистично. Но в то же время я не ассоциирую эту фотографию с собой. Я действительно не имею связи с этими плакатами в аэропортах и, вероятно, я не сделала бы ничего из этого, если бы не Карл Лагерфельд. Это то, что приблизило меня к Шанель.
ЛА: Я удивлен, насколько больше внимания я уделяю своей одежде в кино, чем в реальной жизни. В фильме я могу часами думать над длинной рукава, а в личной жизни я просто подбираю одежду под свой размер.
КС: Лучшие художники по костюмам, с которыми я работала, выбирают даже нижнее белье, которое вы должны носить под несколькими слоями зимней одежды. Хотя я одеваюсь довольно небрежно, почти как в униформу, но я одержима деталями. У джинс Леви должно быть точно определённый уровень состаривания. Играя роль, вы можете открыть множество граней себя, и для моды это тоже справедливо. Когда я ношу что-то, что никогда бы не надела в обычной ситуации, я узнаю о себе что-то новое. Жизнь становится намного интереснее, когда вы видите себя отраженным в новых зеркалах. Вы становитесь более смелым в этом отношении. Вот ты носишь этот шанелевский жакет, и ты становишься этим жакетом!
ЛА: Это моя слабость. Этот жакет не является попыткой казаться более интересным или провоцирующим. Я просто увидел его и захотел его иметь.
КС: Я понимаю, что ты имеешь в виду, это желание обладать и носить этот жакет действительно классное. По какой-то причине твоя внешность имеет больше смысла с этим жакетом, чем без нее. Несмотря на противоречие, это идеально.
ЛА: Я как будто купил предмет искусства. Это стоило много денег, но я был полностью готов их потратить. Я, конечно, очарован историей Коко Шанель и личностью Карла Лагерфельда. То что вы это носите, иногда также делает вас частью их истории.
КС: Невероятно, правда? Именно люди и их работа являются отражением их жизненных историй, которые и повлияли на их работу. Это отнюдь не поверхностно. История Коко Шанель до сих пор кажется такой яркой и волнующей. Я всегда считала за честь быть частью этого, но я не особо задумывалась о себе в этой истории.
ЛА: У вас, американцев, есть определенное преимущество перед немцами. Наша история сделала нас такими сложными, запутанными. Когда я был подростком, у меня было представление о том кем я хотел быть, хоть оно и было довольно смутным, но я был слишком стеснительным, чтобы жить так, как хотел. Сейчас мне 43 года, и я ношу лак для ногтей. Наконец я могу выражать сам себя свободно.
КС: Разве не прекрасно избавиться от этих ограничений?
ЛА: Я не хочу казаться экстравагантным. Я хочу быть собой.
КС: Замечательная вещь в Карле это то, что он никогда не давал мне ощущения, что я должна быть кем-то другим, а не самой собой. Поначалу я думала, что эти фотографии будут совсем не естественными, что я пойду туда и сыграю роль, и буду относиться к этому как к работе. Причина, по которой я чувствую себя хорошо в своем теле, также связана с тем, что я не отношусь ко многим вещам слишком серьезно, потому что мне в основном повезло работать с людьми, которые меня понимают.
ЛА: Я думаю, что присутствие также было темой Карла Лагерфельда.
КС: Он всегда двигался вперед.
ЛА: Что мне очень нравилось в Карле Лагерфельде, так это его скорость. Как быстро он думал. Как быстро он говорил.
КС: Он всегда мыслил быстро.
ЛА: Он опережал себя и проверял свои мысли на других, будучи всегда на шаг впереди. Он долго не думал, слова просто выскакивали из него. Это шло прямо из сердца, нефильтрованное и импульсивное. В этом было что-то эмоциональное, потому что большинство людей хотят защитить себя и поэтому всегда очень осторожны, размышляют медленно, дважды подумав, прежде чем что-то сказать.
КС: Это правда! Нет ничего хуже, чем люди, тянущие вас через весь процесс осмысления, чтобы избежать недопонимания. Худшее, что может сделать художник, - сосредоточиться на своем наследии. Как актер, вы должны быть готовы уничтожить сцену. Я видела это в Карле и во многих других артистах, которыми восхищаюсь. Они должны делать то, что они делают. Они не могут ничего с этим поделать. Это так же естественно, как дышать. Те, кто постоянно гонятся за значимостью самого себя, сами себе и мешают заниматься искусством. Как художник, вы можете быть счастливы, когда чувствуете такой ажиотаж. Если что-то сделано действительно хорошо, то это никогда не будет принадлежать вам одному, вы не можете поставить свою печать на нем, это всегда будет оставлять заметный след.
ЛА: Каково было работать с Карлом Лагерфельдом?
КС: Быть с Шанель и работать с ним над проектами, всегда было очень импульсивно, это было почти шокирующе. Моя первая съемка для кампании Шанель, сделанная Карлом Лагерфельдом, была полной противоположностью того, что я ожидала.
ЛА: Каким образом?
КС: Я была еще очень молода. Во-первых, я думала, что это будет более контролируемым, и я просто буду вставлена в заранее подготвленную картину и уже законченную идею. Я бы никогда не поверила, что это будет процесс открытия, познания, так сказать. Это было похоже на кино. Я не знала, что люди в мире моды позволяют себе экспериментировать. Я думала, что они должны были сделать точные фотографии одежды - или того, что продавалось. А Карл просто сунул зубочистку мне в рот, сделал несколько фотографий, и на этом все. Тем не менее, у нас было ощущение, что мы чего-то достигли, что создали момент, который стоит запечатлеть. Это было совсем не сложно, у него был для этого довольно небрежный способ.
ЛА: Помнишь, когда мы в последний раз видели друг друга на шоу в Париже, когда Гран-Пале превратили в снежный горнолыжный курорт, это выглядело как голопалуба, нереально - идеальная иллюзия.
КС: Как виртуальная реальность.
ЛА: Когда шоу закончилось, наступила минута молчания, просто пустой, снежный подиум. Обычно я не очень восприимчив к таким вещам, но, возможно, я был немного чувствителен и чуток в тот момент. Внезапно поднялся холодный ветер, может быть, кто-то открыл дверь, в общем я почувствовал ветер. Мне показалось, что это был момент, когда Карл Лагерфельд покинул здание. Это сильно тронуло меня.
КС: О да! Внезапно всё стало так ярко! Совершенно сумасшедшая, эта белая необъятность. Тишина. Мне даже недавно приснилось несколько снов об этом. Существенное, экзистенциальное, где я оказалась в таком абстрактном белом просторе, через который была проведена линия, линия замысла и идей Карла, очень яркая, эта линия прорезала белизну. Сюррюалистично.
ЛА: В какой-то момент он выразил желание - мы говорили об этом после шоу - быть сожженным. Он хотел исчезнуть, не оставив следа. В шоу был тот момент, когда модели с длинными темными накидками шли по подиуму. Накидки скользили по снегу и стирали за собой следы. Это был очень поэтичный и волшебный момент.
Обязательно его посмотрю.
</a>
